Море Вероятностей - Страница 32

Это было немыслимо.

Это было ересью. Богема приветствовала дерзкую пьесу, но отнюдь не богема ночами патрулировала улицы, охраняя соратников в вере от ярости мицаритов. На фанатичном Эйдосе, разделённом религиозной враждой, Лакенти оказался беззащитным меж двух огней. Немудрено, что он испугался и бросился каяться.

За любимца публики тотчас вступились все, начиная от просвещённых землян и заканчивая Верховным Учителем на Мицарисе. Мало–помалу приняли и его пьесу. Современные постановки «Ульрималя» просто‑таки истекали гомосексуальной эротикой, словно перезревший плод – соком. По слухам, некие экспериментальные коллективы доходили и до порнографии.

…Ландвин вещал вдохновенно, с тщательно отмеренным упоением.

— Когда сам Военачальник Небес, благословенный Тауриль пал от руки Архиврага, Господь призвал великий гнев Свой, и ирсирра Итариаль покинул своё место на ступенях Престола. Господь вручил ему Копьё, воплощавшее всю силу Небес, всю мощь добра и закона. Неистовый Итариаль ринулся в битву. Он пронзил доспехи омрачённой Звезды и его плоть, острие копья коснулось чёрного сердца, но сердце то было несокрушимо, и Копьё преломилось. Однако Архивраг упал.

Данкмар вежливо сдержал зевок.

— Они падали бесконечно долго и в то же время стремительней любого движения, — продолжал Ландвин. – Обратившись в чудовищную комету, они пронеслись через весь вещный мир, и там, где пролегал их путь, взрывались звёзды: так образовалась огромная газопылевая туманность, называемая теперь Гнев Божий. И оба ирсирры ударились о великую преграду, воздвигнутую на заре творения и отделявшую пространства безликих древних от прочих пространств. Оба в тот миг погибли, и на этом было покончено с мятежом Первой Звезды. Но невообразимая сила удара породила ужасный взрыв, который разрушил преграду и отворил врата злобе безликих.

«Вечно ждущие по ту сторону преграды», — вспомнил Данкмар обычное титулование. Из тысяч пышных средневековых обращений оно единственное ему нравилось – в нём был хотя бы какой‑то смысл.

— И встал Господь. Он мог воздвигнуть преграду заново, но чтобы сделать это, Он должен был повергнуть вещный мир в изначальную бесформенность, и все живущие в нём погибли бы. В бесконечном милосердии Своём Господь не мог сделать этого. И тогда Сам Он встал на месте былой преграды, устрашая безликих, а те побежали от Его лица. И не покидал более Господь Воинств поста Своего, подобно бдительному часовому; Он поручил мир живущим.

Ландвин перевёл дыхание.

— Мы должны всечасно помнить о бдении Господа нашего и так же бдеть, не позволяя скверне проникнуть в души, — голос его понизился. – Мы должны всечасно помнить о милосердии Господа нашего и быть милосердными… Соратники и соратницы! Эта космогоническая Весть в наши дни звучит по–новому. Над живущими вновь нависла колоссальная угроза, порождённая дикими, непознанными пространствами. Но мы – армия! Каждый из нас – солдат. Мы встретим врага в едином строю и нанесём ответный удар. И порукой тому будет Преломленное Копьё…

Он умолк и возвёл глаза к сводам храма. Выдержав паузу, он сказал намного спокойней, без пафоса, словно бы обыденно:

— По совету Ауреласа Урсы Отец–Главнокомандующий отправил на Эйдос величайшую святыню вигилиан.

Толпа всколыхнулась. Послышались экзальтированные вздохи женщин. Данкмар всё‑таки обернулся.

Теперь Тайаккан стояла рядом с Авельей. Она походила на его младшую сестру. Авелья вышел на середину зала. Люди расступались перед ним. Другой перерождённый, гибкий и плечистый темнокожий подросток нёс за полковником золочёную, покрытую драгоценностями шкатулку. Он передал её полковнику, и Авелья неторопливо зашагал вперёд, к кафедре. Ландвин спустился, чтобы встретить его. Отец Фрей держал шкатулку, пока марйанне отпирал её и поднимал крышку.

Со своего места Данкмар видел шкатулку совершенно чётко. В ней на исчерна–зелёном бархате покоился обломок узкого треугольного лезвия, тускло–светлого, как платиновое. «Иронично, — подумалось ему, — что вся эта космогония в умах верующих превратилась во вполне реальный кусок металла».

Так называемое Копьё Итариаля было, бесспорно, археологическим артефактом. Его почитали как реликвию ещё до того, как Рим украсили вигилианские соборы. Вполне возможно, что возраст его насчитывал многие тысячи лет. В Средние века люди искренне верили, что сражение высших сил, закончившееся космической катастрофой, могло оставить осязаемые следы на Земле.

Но теперь это было просто смешно. Данкмар задался вопросом: почему Урса решил так примитивно воздействовать на умы? Он настолько низко оценивает эйдетов? Пусть Эйдос известен религиозностью жителей, это ещё не значит, что они верят в сказки и готовы играть в игрушки…

Или Урса прав? За пять веков жизни можно куда как глубоко изучить человеческую природу. К тому же реликвию доставили марйанне, самим своим существованием доказывающие возможность чудес… «Это интересно будет обсудить с Ландвином», — решил Данкмар, следя за тем, как отец Фрей опускает крышку шкатулки и водружает её на постамент в центральной капелле.

Фрей сделал знак потрясённой канторше. Та сильно, обеими руками потёрла лицо, стараясь прийти в себя. Хор тоже не сразу откликнулся её повелительным жестам: забыв о дисциплине, и нежные сопрано, и дюжие басы выворачивали головы, чтобы повнимательней разглядеть шкатулку.

Но наконец порядок восстановился. Органист начал вступление. Свежие звуки гармоний Ашермати обрушились, подобно водопадам, они бодрили, словно ледяная, исполненная радуг вода. «Хвала! – чуть сипло, но с пущим вдохновением провозгласили тенора, и сопрано откликнулись хрустальным: — Хвала Господу нашему, Господу Воинов!..» Безмолвный Авелья развернулся и пошёл к своему месту у колонн трансепта. Данкмар проводил его взглядом. Все вокруг не отрывали глаз от марйанне, и нелепо было бы сдерживать это желание. Но прихожане взирали на живые святыни и осеняли себя знаками копья, а Данкмар пытался восстановить в памяти факты, известные ему о касте. «Авелья изменил фенотип, — вдруг вспомнил он. – Даже Авелье пришлось сменить генетическую линию. Это значит, что потери были чудовищными. Кроме того… здесь слишком много юнцов. Похоже, что Урса готов бросить в бой и тех, кто ещё не остриг волосы. Но что будет потом?»