«Небесная слава» закончилась мощным аккордом органа и хора. Канторша помедлила, давая отдохнуть голосам, потом руки её грациозно вспорхнули, и альты, повинуясь её знакам, начали «Перекличку верных». За ней должно было последовать «Преуготовление» и, наконец, «Заступление на Пост».
Данкмар сложил руки на груди в молитвенном жесте и остановил взгляд на скрещенных пальцах. Когда пальцы перестали дрожать, а пульс пришёл в норму, он поднял голову и стал смотреть, как канторша дирижирует хором. Её движения стали резче и порывистей, в ней горела затаённая страсть… Марйанне стояли за спиной Данкмара, десять или двенадцать марйанне, бессмертных солдат всемогущего Господа. Среди них был полковник Авелья, вошедший в предания, правая рука самого Урсы. При Магне именно Авелью оставил Урса прикрывать отступление, когда «Астравидья» понесла эвакуантов к Земле. В безнадёжном, неравном последнем бою пали, как один, десять тысяч марйанне, и командир их принял с ними очередную смерть. Это было двадцать лет назад. С тех пор Авелья успел родиться в новом теле. Теперь он здесь. Он может смотреть на Данкмара; он может его видеть.
Данкмар закусил губу. «Я боюсь, — признался он себе. – Но разве это значит, что я уже проиграл?» Сейчас его самоконтроль подвергался серьёзнейшему испытанию. Данкмар отдавал себе отчёт в том, что может испытания не выдержать. И всё‑таки… пожалуй, даже сейчас ему повезло. Могло быть и хуже. Они могли смотреть ему в лицо и просто, безо всякой высшей прозорливости заметить его тревогу. Держать спину легче, чем сохранять беззаботный вид.
«Я должен переключиться, — приказал он. – Нельзя концентрироваться на этом».
Он подумал о Тайаккан. Ллири Тайаккан руководила службами тыла во время войн на Аль–Уззе. В невероятно сложных условиях она обеспечила бесперебойное снабжение войск всем необходимым. Говорили, что победа при Лате наполовину была заслугой Тайаккан. По особому ходатайству высшего командования генерала Тайаккан причислили к касте марйанне. Когда Магна оказалась под ударом, вся ответственность за снабжение армии и флота легла на её плечи. Семидесятидвухлетняя генерал с честью выдержала тяготы, но до возвращения «Астравидьи» не дожила – скончалась от переутомления за рабочим столом. Её перерождение пришлось отложить, потому что погибло множество солдат и боевых офицеров. Те должны были достичь призывного возраста, прежде чем возвращаться в строй, она же могла не ждать взросления. Генерал Тайаккан начала консультировать заместителя, исполнявшего её обязанности, уже четырёх лет отроду, а когда её новому телу исполнилось восемь, она вернулась к командованию тыловыми службами марйанне.
Но всё же детское тело устаёт быстро, напряжённая работа ему не по силам… и вот великий Авелья лелеет на руках девочку, уснувшую по пути. Данкмар сдержал желание обернуться и ещё раз посмотреть на них.
Хор начал «Преуготовление». «Когда же покажется клятый Ландвин, — кусая губы, подумал Данкмар. – Он начнёт красоваться перед аудиторией, и я смогу отвлечься». Он стал рассматривать собор. На ближайшей фреске Итариаль Гнев Божий держал копьё, готовый отправиться с ним в последнюю битву; златокудрый ирсирра, тонкий и светящийся, как язык пламени, был словно списан с нового тела полковника Авельи… Напротив Господь Воинов возвышался, опираясь на меч, и лик Его был печален. По обе стороны от Него замерли Тауриль Военачальник и Орналь Защитник, дальше высились Эльсиль Яростный и Файриль Искусный. За колонной можно было разглядеть, как Тауриль повергает в жестокой схватке мрачного Кенсераля, брата–изменника. Распахнутые чёрные и золотые крылья сражающихся в совершенной композиции фрески становились жутковато–яркими мазками в экспрессионистском стиле.
Данкмар перевёл взгляд. Апсида за хорами расходилась венцом капелл. В них хранились реликвии. Он вдруг понял: хор разделён так, чтобы центральная капелла открывалась взглядам прихожан.
И она была пустой.
Данкмар не успел задуматься о том, что бы это могло значить. Хор разом, будто один человек, вдохнул, и под сводами храма торжественно загремело «Заступление на Пост». Показался отец–командир Фрей.
На нём было повседневное облачение священника – офицерский китель без знаков различия, только серебряное копьё лежало, как подобает, поверх одежды. Традиция предписывала духовным лицам носить знаки веры явно, а мирянам, напротив, скрывать их. Впрочем, мало кто соблюдал сейчас эти правила.
Ландвин поднялся на кафедру и встал, опустив веки и сложив руки на груди. Он ждал, когда закончится песнь. Ни тени удивления, ни единого признака тревоги не выразило его лицо: очевидно, он знал, что увидит в храме марйанне. Он впервые выступал перед такой взыскательной аудиторией, но был слишком опытен, чтобы поддаться волнению. Кроме того, он не знал многого из того, что знал Данкмар, и в силу невежества боялся меньше, чем стоило… Данкмар подавил порыв злобы. Больше всего в жизни он ненавидел минуты, когда не владел ситуацией. Видеть перед собой в это время Фрея, самовлюблённого и готовящегося воспламенять сердца, было мучительно. «Нет, — сказал себе Данкмар, — нет, всё это мне на пользу. Пусть Ландвин произнесёт лучшую из своих речей».
Ведь он и впрямь был хорош в своём деле, отец–командир Фрей: превосходный декламатор, талантливый проповедник, видный теолог. И знающий демонолог, хотя эрудицию в этой сфере он демонстрировать не стремился. Демонстрировать он предпочитал артистизм, и Данкмар всецело одобрял это. Люди, заполнившие сейчас собор, пришли более на концерт, чем на молитву – что отец Фрей прекрасно понимал. Он этим гордился. Он был не каким‑то там ограниченным, невежественным попиком, а настоящей звездой духовности. Его искусством восторгалась интеллектуальная элита эпохи. Он сожалел лишь о том, что проповеднику в храме нельзя аплодировать и дарить цветы – но и без того наслаждался восхищением публики в полной мере. Он не был шокирован, узнав, кто подчас оказывался среди его публики… Человек, знающий, чего он хочет от жизни. Такие Данкмару всегда импонировали, хотя дела с ними он вёл нечасто.