— Он всегда мультиплицируется, когда работает, и каким‑то процентом по коридорам шатается, — сказала добрая Фьярте. – Пускай сюда пришатается, ему всё равно. Половина!
— Половина! – зарычала Раука хриплым баритоном и скосила глаза. Зубы её блестели в улыбке. – Половина, я вижу тебя! Ты рефакторил и сделал хуже! Я тебя укушу!
— Ну хватит, хватит! Совсем запинали бедного Половину!
Голос появился первым, сам Половина Человека материализовался чуть позже. Вася ошалело пялился на происходящее. Выглядел Половина не так, как он успел вообразить. Вторая половина у него всё‑таки была, только была прозрачной и светящейся. Ближе к первой половине свечение угасало, а прозрачность снижалась. Фьярте обернулась к нему и надвинулась, ударив копытом в пол. В лошадином облике она была куда больше и тяжелее Половины, и тот в притворном испуге отшатнулся, загораживаясь руками.
— Видишь, что ты натворил? – грозно сказала Раука. – Поправь.
— Вы издеваетесь? Это ж когда было! С тех пор много пива утекло. Последняя рабочая версия – двадцать шестая! А это восемнадцатая. Думаете, я помню, что я там писал?
— Половина!
Половина вздохнул и почесался где‑то внутри своего светящегося тела.
— А что случилось‑то?
— Вася хочет что‑то починить.
— Я… – начал Вася.
— Ну, дайте я посмотрю, — добродушно согласился Половина.
В первый миг Васю охватила безумная надежда, но на смену ей быстро пришёл скепсис. Полохов отсоединил от предплечья один из кабелей и перекинул его через окно Половине Человека. Программист поймал щупальце и небрежным движением подсоединил к световой ладони. Потом он прикрыл левый, материальный глаз и фальшиво насвистел обрывок какой‑то мелодии. Вася смотрел на него, с каждой секундой мрачнея.
— Вася, ты с ума сошёл, — сказал ему Половина ласково, как ребёнку. – Такие вещи не чинят. Такие вещи выбрасывают.
— Я знаю, — ответил Вася так спокойно, как только смог. – Я хочу починить.
Половина Человека засмеялся, и световая его половина засияла ярче.
— Васенька, – доверительно сказал он. – Что главное в жизни? Главное в жизни – не расстраиваться. Это же неавторский локус. Его надо отправить в dev/null. И не расстраиваться!
Некоторое время Вася просто дышал. Кровь прилила к лицу. Половину хотелось придушить. «Нельзя на них орать, — думал он. – Они рассердятся или, того хуже, шутить начнут. Пусть хоть что‑нибудь сделают! Ну могут же они сделать хоть что‑нибудь…»
— Знаешь, что, Половина? – выдохнул он наконец. – Иди‑ка ты в бан. Не можешь помочь, так хоть не выпендривайся.
Половина не расстроился и не обиделся.
— Вася, — сказал он весело. – Главным образом сейчас я поднимаю кластер вместе со всеми. То, что ты видишь, способно только языком трепать.
— Это заметно.
— Не злись, — улыбнулся Половина. – Раз ты сам знаешь, что делать, давай я тебе отдам мой чёрный маркер.
Полохов ошарашенно воззрился на программиста. Чёрный маркер? Так просто? Маркер, который безуспешно выпрашивают годами, можно получить так, между делом, будто сигарету стрельнул? «Половине просто некогда и лень, — немедля понял он, — вот и весь ответ. Но… даже так лучше, чем никак». Сейчас, когда он подключился к Системам Контроля и Управления через идентификатор демона–аналитика, чёрный маркер уже не был для него таким вожделенным сокровищем. Но он давал кое–какие дополнительные возможности.
— Спасибо, — сказал Вася и погрузился в размышления. Половина вернул ему щупальце–кабель, и Полохов механическим движением подключил его на прежнее место.
— Удачи, Васенька, — сказал ему Ледран. Уфриля улыбнулась.
— Я оставлю подключение к репозиторию, — сообщила она.
— Ага… – рассеянно кивнул Вася.
Координаторы закрыли окно. Стало темнее и почему‑то холоднее. Полохов напряжённо думал, покачиваясь в гнезде из кабелей, будто в колыбели. Снизу на него смотрели Никсы, очарованные и восторженные, и Тэнра, сосредоточенный и печальный.
Вася покусал губы. Теперь он понимал. По крайней мере, начинал понимать. Это было что‑то вроде озарения, и от него на душе становилось легко, холодно и свободно. «Нас мало, — сказали ему люди Лабораторий. – Нас так мало! Мы бесконечно ценны друг для друга. Оттого даже простой каприз, случайная прихоть одного из нас заслуживает внимания и уважения. Но если ты станешь считать свой каприз подвигом, ты совершишь ошибку». Полохов выдохнул и вдохнул. «Это мой каприз, — ответил он Лабораториям. – Я делаю это потому, что я так хочу».
— Ненавижу программистов, — сказал он вслух. – Мультиплицируются почём зря.
И закрыл глаза.
Дисайне закашлялась. Горло драло от сухости. Кашель долго не отпускал её. Под конец приступа в груди начало болезненно ёкать. Наконец Дисайне смогла отдышаться и приподнялась. Первым делом она нащупала оружие. Автомат был при ней, и это было хорошо. Но когда она попыталась встать, щиколотку стиснула тяжёлая боль. Дисайне зашипела и зажмурилась.
— Кел, — услышала она, — осмотри ногу.
Дисайне подняла взгляд. Рядом с ней сидели на корточках двое мальчишек, длинный и короткий. Длинный мальчишка скользнул в сторону и осторожно опустил руки на её лодыжку.
— Не волнуйтесь, пожалуйста, — сказал он ломающимся баском.
Дисайне кивнула. Длинный мальчишка аккуратно прощупал её щиколотку, изредка спрашивая «Больно?» Дисайне послушно отвечала, рассматривая его. Мальчишка был тощий, невзрачный, с унылым лицом второгодника, но пальцы его оказались ласковыми и умелыми, будто у настоящего врача.