Кагр сидел перед ней на земле и смотрел на неё – растерянно, изумлённо, недоверчиво.
Его глаза были карими.
— Думай обо мне… – тихо повторила Ликка. Колени её подламывались, в глазах темнело, казалось, ещё немного, и она не выдержит, упадёт, уйдёт в самопроизвольный рестарт… Но секунды текли одна за другой, складывались в минуты, а она всё стояла, и Кагр смотрел на неё.
— Нисхождение, — проговорил Улс–Цем где‑то позади. – Это Нисхождение…
«Если так, — подумала Ликка, — почему я ничего не чувствую?» Нисхождение Всемилосердной должно стать величайшим праздником, апофеозом ликования и красоты. Нисхождение прекратит страдания и избавит от сомнений. Согласно Догмам, оно ознаменуется перерождением сотворённой природы… Ликка чувствовала только усталость. Она была такой маленькой и беспомощной, как никогда прежде. «Улс–Цем только что сказал, что готов верить в чудо, — подумала она и печально усмехнулась. – Но разве это чудо? То, что можно сделать с собой, если действительно захотеть».
— Нет, — сказала она. – Клятва Цветов не исполнена. Любимая не сошла в мир. Посланник по–прежнему сражается. Никто не спасён.
— Я видел Нисхождение, Ликка. Мне достаточно того, что я видел. Не спорь со мной.
Улс–Цем говорил с мягкой улыбкой, чуть иронично, но в ровном голосе архидемона ей вновь послышалась та же странная печаль, что прежде. Ликка медленно обернулась. Сквозь пелену дождя она отчётливо видела его лицо, спокойное и умиротворённое, словно озарённое изнутри.
Ей стало страшно.
— Как‑никак, — добавил Улс–Цем, — это моя последняя просьба.
— Что?
Он приблизился и заглянул ей в глаза. Ликка поёжилась. В Обители Вне Времён многие видели в ней образ Всемилосердной, и она ничего не могла поделать с этим, только смириться и постоянно напоминать себе об опасности впасть в гордыню. Но никто уровня Улс–Цема не смотрел на неё так. Она не могла даже представить этого. Улс–Цем был демон аналитического блока и один из самых могущественных. Он слишком хорошо различал сущности.
Сейчас он смотрел на Любимую. Потому что хотел смотреть на Неё.
— Рабы скитальца вычисляют идентификатор, по которому оперативник получил доступ к Системам, — сказал Улс–Цем. – Кайе объяснили им, что происходит, и они всеми силами стараются саботировать работу. Но они не могут отказаться её выполнять. Они завершат расчёт.
Ноги Ликки наконец подкосились, и она упала.
— Нет, — всхлипнула она. – Нет!
Она боялась потерять Кагра, но вера в Любимую совершила чудо. Невероятное, невозможное случилось. Пусть не настал час Нисхождения – Глас Немых восторжествовал, и надежда обрела крылья… Ликка понимала, что второго чуда не будет.
Улс–Цем улыбнулся с прежней безмятежностью.
— Если доступ будет отозван, оперативник не сможет получить его снова достаточно быстро. Поэтому я намерен создать дубликат. Сейчас на Эйдосе есть человек, способный выдержать окончательный трансфер.
Ликка расплакалась. Слёзы смешались с каплями дождя.
— Нет, — прошептала она, — Любимая, нет, только не это… Только не опять! Тчайрэ…
Улс–Цем наклонился к ней и нежно отвёл с её лица прилипшую прядь.
— Ты же веришь, что Тчайрэ теперь с Любимой, — сказал он. – Я верю, что ты права.
Ликка схватила его за руку. Улс–Цем помог ей подняться.
— Нет, — плакала она, — нет… этого не должно случиться…
— Я не сожалею, Ликка, — сказал он. – Моё существование было осмысленным.
Ликка торопливо вытёрла лицо руками. Теперь она смотрела на Улс–Цема неотрывно, стараясь запомнить всё – каждую черту, каждый жест. Эти данные должны были записаться в самые надёжные области памяти. Она многое помнила о Тчайрэ, но так хотела бы помнить больше! И она заранее знала, что записанного окажется недостаточно, что ей предстоит вечно оплакивать свою невнимательность, легкомыслие, пренебрежение мелочами… «Это я виновата, — запоздало поняла она. – Это случилось потому, что я позвала его с собой». Внутри стало тяжело, так тяжело и холодно, будто плоть обратилась в свинец. Ликка задохнулась. «Это я виновата!» Но ничего уже нельзя было исправить…
— Расчёт закончится приблизительно через три часа физического времени, — услышала она. – Я должен идти.
Больше Улс–Цем ничего не сказал. Он не стал прощаться и ушёл так, как уходил всегда – мгновенно, превратившись в тени и блики, в дискретный процесс, в капли дождя, тишину и воспоминания… Горе пригибало к земле. Ликка опустилась на колени и запрокинула голову. Дождь лил и лил, обожжённое небо рыдало, баюкая дрожащую землю, и земля впитывала горькие ледяные слёзы.
— Они сотрут его, — зачем‑то сказала Ликка.
— Убьют, — вдруг поправил Кагр. – Его – убьют.
Ликка молча согласилась с ним и поднялась на ноги. Ей чудилось, что изменились настройки гравитации. Физическое тело двигалось медленно и тяжело. Оно стало слабым. Струи дождя безжалостно били по голове и плечам, заставляя сутулиться. Ликка опустила голову. Теперь она понимала, что её дела не закончены, она должна сделать новый шаг – новый невыносимо трудный шаг по пути к Любимой. Но уверенность покинула её, решимость ослабла. Ей нужна была поддержка. Чужое спокойствие, силы чужого разума, слова утешения… «Всемилосердная, не оставь меня», — повторила Ликка в тоске. Всемилосердная была с ней неотлучно. Она протягивала руку помощи из немыслимых далей и совершала чудеса, не давая угаснуть упованию. Но дары Её были страшно тяжелы, и Она не обещала иного.
Ликка глубоко вздохнула.