Море Вероятностей - Страница 106

106

Вася не то что не смеялся, а даже притвориться бы не смог. Он видел, что Ледран разговаривает сам с собой, просто болтает, как обычно, что он вспомнил о плохом, немного погрустил и оттаял. Ничего особенного, миляга Ледранчик в своём репертуаре, тот ещё трепач и славный сплетник… У Васи мёрзла спина.

— Потом я увидел, как Эрик выгуливает собак, — говорил координатор. – И понял, что нет тут ничего странного. Гибельные Псы, Охотник и Ликвидатор… А они совсем не плохие люди, архитекторы. Они просто многомерные. У них нет масок, но очень много подлинных лиц. Они бывают милыми и смешными, и они правда милые и смешные, но они не исчерпываются этим. Что бы ты ни думал о них – они окажутся больше.

«Блик», — подумал Вася и повторил вслух.

— Но мне поначалу было трудно, — вдруг признался Ледран. – Я ведь солдат. Я видел, как мимо меня проходит человек, который создал Миры Страдания, который на самом деле был во всём виноват – и я не мог ударить его. Не мог его убить. Ничего не мог сделать. Этот человек сознавал, что даже при успехе проекта несчётные миллиарды жизней будут погублены, миллиарды душ уйдут в отвал, как шлак, пустая руда. Это его руки обагряла вся пролитая нами кровь. Все наши муки были на его совести. Это делалось ради того, чтобы десяток–другой избранных вошёл в Лаборатории… И знаешь, что? Проект провалился. Они не родились, эти избранные. Весь ужас и горе, вся грязь и боль оказались напрасными.

Ледран длинно вздохнул. Побарабанил пальцами по колену.

— Вот так. Меня одного забрали. Линейку закрыли. Эрик со Стариком переругались из‑за неё. Старик говорил, что аморально и негуманно уничтожать столько живых душ, а Эрик – что аморально и негуманно позволить им бесконечно перерождаться в цикле мучений… Все они милейшие люди, пока тебе есть куда от них спрятаться… Ох, Васенька, прости, что‑то я заболтался, — он грустно улыбнулся и встал. – Значит, найти источник, я запомнил. Чем‑нибудь ещё можно помочь?

Полохов поморгал и потёр пальцами веки. Нарочито зевнул, притворяясь сонным. На самом деле у него слёзы наворачивались на глаза. Очень жалко было всех. И стыдно.

— Всё, спасибо, — это вышло у него грубовато, и он устыдился ещё сильней. – Я тут… В общем, я на помощь позвал и… люди пришли. Мне помогут, Ледран. Я справляюсь.

— Ага, — покивал Ледран. – Это хорошо.

— Ну, пока.

— Удачи, Васенька.

Вася закрыл окно связи и выдохнул так, словно свалил с плеч мешок картошки. Даже согнулся и упёрся руками в колени. Повесил голову. «Это моя карма, — подумал он, — мерзкая». Самым неприятным в работе администратора локус–домена была необходимость знать массу вещей, которые его не касались и знать которые он совершенно не стремился. У Васи–оперативника хлопот стало в тысячу раз больше, но хотя бы эта обязанность отпала, и мелкие, мучительные, тягостные подробности чужих судеб больше не кишели в его сознании. «Не люблю, — подумал он. – Не люблю лезть не в своё дело. Но вот блик! Иногда дело лезет само».

А ведь сначала, вызывая координатора, он хотел ещё похвастаться ему своей волшебной помощницей… Он так смутился, что даже имени её не назвал. Всякий раз при мысли о Цинкейзе Васю тянуло заново впасть в ребяческий восторг. С каждым часом знакомства она оказывалась всё лучше. Всё чудеснее. Он просто не мог о ней говорить спокойно, он начинал нести чушь и подпрыгивать. «Я втюрился, — он эхнул и ухмыльнулся. – Втрескался по уши. А и пусть! В Цинку – любому мужику святое дело втрескаться! Ладно». Он выпрямился и расчесался пальцами. Цинка успела сообщить, что ему идут длинные волосы, так что Вася немедленно распустил хвост и с тех пор ходил лохматым. Чувствовал он себя придурком, но утешался мыслью, что девушке нравится – значит, надо.

«Жалко Ледрана, — подумал Вася. – Не буду больше ему ныть. И вообще, пора завязывать с нытьём! Девушки нытиков не любят». Придя к такому выводу, Полохов ощутил в себе твёрдость и решительность. Он выпрямился и сжал кулаки. Да, он – оперативный агент, воин и командир. Он выслеживает преступников и сражается со злом, стойко и непримиримо, как подобает мужчине. И он завоюет девичье сердце.

Цинкейза, Цинкейза! О, укройте её зарёю, увенчайте её радугами, ибо она прекрасна. О, Цинкейза, цикада, царица!.. Вася издал нечленораздельный стон восторга. Углы рта потянулись в стороны.

— Ладно, — вслух повторил он. – Должно же быть в жизни хоть что‑то хорошее!

И с тем повернулся на пятках и рысцой побежал к лестнице.

Девушки–креатуры успели прибраться в квартире. Оконные стёкла сделались невидимыми от чистоты, а с пола можно было есть. Цинкейза свернула в точку своего светового тигра и перебралась в маленькую комнату. Там уже пестрели тканые ковры и яркие вышитые картины, на низком столике красовался прибор для чайной церемонии, и целые горы разноцветных подушек громоздились на полу и низкой софе. Пахло благовониями, дразнящими и дурманными. Уютное девичье гнёздышко само будто гипнотизировало Васю, наводя ему грёзы о гаремах, весёлых играх и поцелуях. А хозяйка посреди мягкого великолепия, с ногами взобравшаяся на груду подушек, была неописуемо прекрасна. Полохов от одного взгляда забывал слова и начинал судорожно облизывать губы.

В воздухе парил тончайший аромат. Вася сопел, принюхиваясь, и шёл, точно мышь на запах сыра.

— Входи, входи, — промурлыкали ему из‑за двери. Полохов задержал дыхание. Умные мысли расползались из головы. Приходилось собирать волю в кулак. «Мы тут по делу!» — напомнил себе Вася и со всем пылом сердца огорчился этому бесспорному факту. Сражаясь с дрожью, он открыл дверь и ввалился.

106